Збигнев Бжезинский: в отношении Лукашенко надо сочетать две тактики
05.12.2003 , 12:53
Иногда полезно взглянуть на "белорусский вопрос" в глобальном контексте и глазами стратегов, живущих далеко от Минска. В этом смысле, думается, многим будет интересен публикуемый ниже отрывок из выступления американского политика и политолога Збигнева Бжезинского*, посвященного основным проблемам нашего региона и будущему трансатлантических отношений. Оно прозвучало в начале октября в Польше на конференции "Стратегические проблемы новой Центральной и Восточной Европы", проведенной Центром стратегических и международных исследований (CSIS), а также Центром восточных исследований (CES).
Сегодня мы входим в третью фазу геополитического преобразования Европы, которая закономерно последовала после завершения "холодной войны" и развала Советского Союза. Первая фаза — я бы назвал ее "Варшавским раундом" — была призвана ликвидировать наиболее очевидное и злополучное наследие "холодной войны" посредством включения Польши, Венгрии и Чешской Республики в Североатлантический альянс. Вторая фаза, которую по аналогии можно назвать "Вильнюсским раундом", стала продолжением данного процесса. Причем на этот раз расширение Альянса совпало на территориальном уровне с аналогичным процессом Европейского Союза. Подобное совпадение говорит само за себя и во многом объясняет как индивидуальные мотивы расширения каждой из этих двух организаций, так и причины самой синхронности их экспансии. Третья фаза, в которую нам предстоит вступить в скором времени — я бы назвал ее "Киевским раундом", — потребует от нас продвижения в гораздо менее знакомое нам пространство, предполагая значительно большую историческую и социальную неопределенность. Несомненно, это будет более тяжелый, комплексный и проблематичный процесс. Однако, я полагаю, есть важные исторические и геополитические мотивы, подкрепляющие наше видение будущего Североатлантического альянса как общности народов, населяющих территорию, которая бы выходила за пределы "Вильнюсского раунда" экспансии.
Конечно же, украинский народ заслуживает собственного места в этой общности, если сам того желает. Ключевой в этом контексте, естественно, является фраза "если сам того желает". А если украинцы этого желают — они могут продемонстрировать это. Если же они это продемонстрируют — мы будем просто обязаны сделать ответный шаг; эти два похода взаимозависимы и синергетичны. Точно такие же планы — какими бы неправдоподобными они не выглядели — относятся и к Беларуси. Точно такие же планы — какими бы ни долгосрочными они не казались — относятся в конечном итоге и к Грузии (которая приняла христианство на 600 лет раньше Польши и идентифицирует себя сегодня с Европой), и к Армении.
В определенной степени то же самое относится и к России — но только если она действительно этого желает, имеет в этом смысле серьезные намерения, которые готова доказать. Поскольку очень просто сказать: "мы хотим стать частью Европы, а вы хотите, чтобы мы стали ее частью?", а затем просто оставить эту идею на произвол судьбы. Стать частью Европы, частью НАТО — это не только новые возможности, но и ответственность. Это также обязательство соответствовать ряду как объективных, так и субъективных критериев. Им следует соответствовать, поскольку строить общее, по-настоящему демократическое североатлантическое сообщество — значит участвовать в серьезном проекте, основывающемся не только на институтах и законах, но и на общих ценностях. Эти ценности должны искренне защищаться, их необходимо ревностно придерживаться, а не просто декларировать в помпезных лозунгах и обещаниях. Вот поэтому мы должны быть реалистичны.
Мы не можем точно знать, какое будущее ждет в этом контексте Белоруссию; я не совсем уверен, должны ли мы относиться к Лукашенко, как относились после 1981 года к Ярузельскому, подвергнутому остракизму вместе со всей системой, или как к Чаушеску в 1970-80-х, которого мы всячески приманивали и поощряли. Наверное, в данном случае, учитывая все сегодняшние реалии, необходимо сочетать эти две тактики.
Мы должны подходить с большой ответственностью ко всем подобным рассуждениям — во избежание самообмана. К примеру, в России сейчас отмечаются неоднозначные тенденции. Конечно же, не все из них негативны, однако несомненно и то, что они не являются положительными. Мы не можем и не должны игнорировать тот факт, что в данный момент в России устанавливается, мягко говоря, авторитарный режим правления. Мы не можем закрывать глаза на притеснения средств массовой информации. Мы не можем игнорировать действия правящей элиты, в которой все больше доминируют представители последнего поколения КГБ. Мы не можем не замечать политического символизма страны, причисляющей себя в стан демократий, но в то же время повсеместно усеянной памятниками основателю ГУЛАГа. Мы не можем не замечать реалий государства, декларирующего уважение всех свобод и прав человека и в то же время продолжающего геноцид против малочисленной нации. Все это — важнейшие факторы, к которым прилагаются, конечно же, и проблемы внешней политики.
Сегодня мы говорили о так называемом "экономическом пространстве" и о том, что это означает в политическом смысле. И если действительно существуют серьезные намерения в отношении России в качестве части Запада, то все эти вопросы должны открыто подниматься как самими россиянами, так и нами. Я полагаю, когда мы подменяем заверениями серьезную дискуссию, мы делаем России плохую услугу. Поскольку, помимо прочего, это замедляет осуществление — как я полагаю — неизбежного. А именно — замедляет трансформацию этой страны. Вопрос относительного того, займет ли этот процесс неопределенно много времени, или его все-таки можно ускорить, остается открытым. Мне кажется, что когда поколение кэгэбистов сойдет со сцены, произойдут серьезные перемены, поскольку молодые россияне, которых я встречал в Москве и Санкт-Петербурге, весьма разные и перспективные. Однако до того момента, когда они займут первые места на политической арене, может пройти несколько десятилетий. Мы можем ускорить этот процесс посредством так называемой "жестокой любви". Это означает предельную реалистичность в отношениях с Россией и отход от угодливых поощрений и самообмана, которые только тормозят перерождение этого государства.
В этой связи есть еще один важный принцип, на котором следует сделать акцент. Скорейшее вхождение Украины в НАТО, а затем и в ЕС будет больше способствовать, чем мешать движению России. Чем дольше мы будем затягивать [с принятием Украины], тем менее вероятным будет наше сближение и с Россией. Если же процесс евроинтеграции Украины окажется зависимым от непосредственной евроинтеграции самой России, то это может вообще никогда не произойти. Поскольку в таком случае империалистическая ностальгия перерастет в империалистическую самоизоляцию. Присоединение же Украины откроет двери и для скорейшего вхождения России. К тому же, я надеюсь, украинцы — как и мы, американцы, поляки и другие наши союзники — сделают все, что в их силах, чтобы движение Украины в сторону НАТО стало реальностью.
Этого нельзя достигнуть путем искусственного форсирования, поскольку Украине в любом случае необходимо соответствовать ряду условий. Однако если мы в полной мере осознаем, что поставлено на карту, то и мы, и украинцы сможем сделать это. В следующем году, в ходе саммита НАТО в Стамбуле, будут обсуждаться насущные проблемы Альянса. И несмотря на всю свою амбициозность, это вполне реалистичная цель — сделать так, чтобы уже на стамбульской встрече был обнародован план действий по вхождению в НАТО Украины. Для этого уже ведутся определенные приготовления, однако необходимо, чтобы эти приготовления вылились в столь же амбициозные достижения — вначале со стороны украинцев. После же этого мы — поляки, американцы и другие союзники — должны будем мобилизоваться, чтобы поспособствовать данному процессу.
Реализация такого нашего, я бы сказал, стратегического видения возможна только в том случае, если американцы и европейцы будут работать вместе. Это тоже ключевое условие, о котором мы не должны забывать. Мы можем говорить весь сегодняшний, весь завтрашний день об американо-польских перспективах в Центральной и Восточной Европе, однако все эти разговоры так и сойдут на нет, если Америка и Европа не будут работать вместе как партнеры. Мы знаем, что нуждаемся друг в друге, и что каждая из сторон уязвима без поддержки второй. Европейцы понимают это, осознавая свое военное бессилие. До недавнего времени мы, американцы, были переполнены чувством исторического высокомерия, а именно — утверждали, что наша военная мощь настолько продвинута, что избавляет нас от всякой необходимости в поддержке со стороны Европы. Но, надеюсь, мы вынесли некоторые уроки из событий последних недель. Думаю, Польша может помочь в осуществлении этого процесса, содействуя налаживанию более активного трансатлантического диалога, посвященного поиску ответов на возникшие в первой половине XXI века новые угрозы.
Последнее десятилетие было в определенной степени декадой иллюзий, прошедшей под лозунгом "Новый мировой порядок". Нынешнее же десятилетие может стать периодом, лишенным масштабного видения и переполненным мелкими конфликтами. Ежели нам не удастся предупредить эти конфликты, то мы, американцы, можем оказаться жертвами параноидного национализма, возможно, сочетающего в себе панику и унилатерализм одновременно; а европейцы могут впасть в сибаритство, которое сами будут называть мултилатерализмом, и которое на самом деле будет ничем иным как глобальным пацифизмом. Все это будет оказывать разрушающий эффект на обе стороны. Нам необходима непрерывная и расширяющаяся евроатлантическая архитектура, которая может быть создана только сообща — Америкой и Европой, и Польша может этому посодействовать.
Если то, о чем я сейчас говорил, действительно будет претворяться в жизнь, то в конечном итоге, этот путь ляжет через Ближний Восток. Путь к расширенной Европе лежит через Ближний Восток, поскольку только американо-европейское сотрудничество в Ираке может разрешить эту проблему, и здесь стороны должны помочь друг другу. На определенном этапе европейцы должны оказать здесь свою поддержку не только на словах, но также деньгами и людьми. Американцы же должны определить свою позицию по такому вопросу, как суверенитет Ирака. Это просто несерьезно с нашей стороны — утверждать, что Ирак не может получить полный суверенитет, поскольку он, дескать, еще не готов к этому. Когда же он будет готов? И что означает суверенитет в наши дни, в нашу эпоху? Суверенитет — это концепция, но это относительная концепция. Если уже было назначено временное правительство, то мы можем наделить его символическим суверенитетом, что, в свою очередь, поможет ему обрести легитимность и в то же время снимет необходимость в тотальной иностранной оккупации.
Нам также необходимо американо-европейское сотрудничество в процессе разрешения израильско-палестинской проблемы. Подход Америки к решению этого вопроса стал слишком частичным и однобоким, в результате чего США как посредник неумолимо теряют авторитет. Европейцы могут помочь нам, они осознают жизненную необходимость в кардинальном решении этой проблемы, парализующей весь Ближний Восток и изолирующей Соединенные Штаты.
Пятьдесят три года назад, когда коммунисты атаковали Южную Корею, а Советский Союз блокировал голосование по этому вопросу в Совете безопасности ООН, соответствующая резолюция все же прошла, но уже через Генеральную ассамблею, где СССР оказался в полной изоляции. Две недели назад в Генеральной ассамблее состоялось голосование по израильско-палестинскому вопросу. 133 государства проголосовали за резолюцию: каждый из наших европейских союзников проголосовал "за", включая Британию и Польшу — 133 голоса. Против проголосовали всего четыре государства — Соединенные Штаты, Израиль, Маршалловы острова и Микронезия. Если это не политическая изоляция, то я вообще тогда не знаю, что такое политическая изоляция.
Американо-европейский раскол разрушит тот трамплин, который служит для эффективного противостояния более серьезным угрозам европейской архитектуре. Он вызовет паралич, создаст атмосферу трансатлантической враждебности. Он также воодушевит радикальных представителей администрации США на кардинальный пересмотр глобальной стратегии Америки, которая может в этом случае отойти от традиционных альянсов, закрепленных на институциональном уровне к так называемым "ситуативным союзам" или, если говорить на чистоту, к союзам, держащимся на персональных договоренностях. Это могут быть некие альянсы, призванные противостоять исламскому фундаментализму, в которых мы будем опираться на премьер-министра Шарона, президента Путина, вице-премьера Адвани, вместо, позвольте заметить, Шредера и Ширака или — я даже это позволю себе предположить — вместо Квасьневского. Таким образом — на кону происходящего сейчас на Ближнем Востоке, стоит слишком многое. Если нам удастся эффективно разрешить данные проблемы, мы сможем возродить этот альянс, и уже на этой базе — противостоять новым вызовам.
*Об авторе:
Доктор Збигнев Бжезинский (Zbigniew Brzezinski) работает советником в Центре стратегических и международных исследований, является профессором американской внешней политики в Школе углубленных международных исследований им. Пола Нитце при Университете Джонса Хопкинса. В период с 1977 по 1981 г. Збигнев Бржежинский занимал пост советника президента США по национальной безопасности. Кроме того, он был членом Совета национальной безопасности (комитета Министерства обороны по комплексной долгосрочной стратегии) и членом Президентского совета по иностранной разведке.
http://www.naviny.by/node.phtml?index=23229
|
